фото: Дмитрий Шубин

Униженные и оскорблённые московского композитора Алексея Сысоева 1 октября были представлены в Петербурге в мастерской Аникушина. Двенадцать музыкантов, в числе которых сам автор произведения, а также автор этих строк, на протяжении двух с половиной часов пели, водили смычками по бокалам, дули в шланги, свистели в цуг-флейты и играли на своих инструментах, следуя разделам формы общей партитуры и соотнося свои действия со строго выписанными (отдельно для каждого исполнителя) авторскими инструкциями. Кантата о гнусных духовных уродах — а именно таков лейтмотив всего произведения, который рефреном проходит от начала до конца в разных формах, — была написана Алексеем в 2015 году на тексты оскорблённых религиозных верующих. Результат получился весьма убедительным, как с концептуальной, так и с чисто звуковой стороны. Поражает форма, а точнее работа с её разделами и временем. Этого не ощутить, глядя в партитуру, хотя формально и можно разглядеть искусное распределение частей внутри музыкального текста. Крупное двухчасовое произведение как фрактал разворачивается в своей драматургии благодаря лишь изначальным простым и общим инструкциям, а исполнители, уже каждый по своей воле, эти инструкции интерпретируют. Кажется, что это хаотическое движение масс бесконтрольно, и всё вот-вот рассыплется, но жёсткость общего каркаса и строгость условий интерпретаций не дают возможности даже самому гибкому и своевольному исполнению повредить музыке, в которой двенадцать человек ангельскими голосами поют тексты людей, чьи чувства оказались оскорблены. Сам Алексей относится к данному либретто без иронии, и просит со всей серьёзностью подходить как к текстам, так и к самой идее этого сочинения:

Формальная схема Униженных и оскорбленных.

Люди, знающие меня близко, наверное, согласятся с тем, что человек я далёкий от политики или какой-то социальной активности, сосредоточенный скорее на своём внутреннем мире и творчестве. Однако в последнее время стало ясно, что внешняя жизнь вокруг меня неожиданно трансформировалась из состояния бессмысленного балагана в нечто намного более опасное, в некий всколыхнувшийся ад… Свидетельством тому служат те документальные тексты, которые легли в основу моей большой пьесы для 12 поющих и играющих музыкантов под названием "Униженные и оскорблённые". Тексты эти почерпнуты мною из интернета на подозрительных форумах, в комментариях к ютубовским роликам, документирующих "скандал" с новосибирской постановкой вагнеровского "Тангейзера", но и не только… Часть текстов обнаружена мною на одном, казалось бы, "невинном" форуме, посвящённом классической музыке. И здесь, и там, везде всплывает некая совершенно осатанелая личина формально "оскорблённого" гражданина, точнее — "группы граждан", чувствующей свою безнаказанность и пустоту внутри себя, которую она заполняет бессмысленной агрессией, направленной вовне. Каждый понимает, что с этим бороться практически невозможно. Стоит поэтому начать с самого себя и попытаться нейтрализовать негативные эмоции, возникающие при соприкосновении с этой агрессивной средой. Как? Рассмеяться в ответ? Подняться над? Таковым и был мой повод для написания "Униженных". Я не хотел создать "памфлет" или "сатиру" (я это не умею делать). Я написал музыку, которую привык писать, и которая, как мне кажется, является именно тем, что называют музыкой "чистой", т. е. герметически замкнутой на самой себе. Музыку, скорее задающую вопросы себе, чем обращающуюся к слушателю с некоей литературной, например, программой. Я решал исключительно музыкальные задачи. В моём представлении, все эти ужасные текстовые документы нейтрализуются строгим и естественным музыкальным материалом. Агрессия растворяется в "бессмысленном" акте пропевания, и на первый план выходит "красота" музыкального материала, неотъемлемой частью которого (и, к тому же, строительными ячейками) становятся отдельные фразы, слова, фонемы текста. Я думаю, меня самого вряд ли чем-то можно оскорбить. Тем более, оскорбить чьим-то творчеством, каким бы далёким от меня оно ни было. Несмотря на то, что основное свойство настоящего художника — сомнение, нельзя забывать, что и статус "цивилизованного" человека гарантирован нам только при условии взаимного уважения и свободы. И этот статус мы завоёвываем себе сами. Сочетание этих качеств и позволяет нам существовать в искусстве, понимать его. Не оскорбляйтесь понапрасну!

Униженные и оскорбленные, либретто, часть 1.

Униженные и оскорбленные, либретто, часть 2.

— Лёша, как и при каких обстоятельствах пришла в голову идея этого сочинения?
— Сочинение это придумалось как бы с двух концов. С одной стороны, я хотел как-то практически применить свою идею с импровизационными стратегиями. С другой стороны, хотел попробовать красивую композиционную схему, напоминающую сложные композиционные схемы эпохи барокко, а точнее схему Гольдберг-вариаций И. С. Баха. Обстоятельства не могу припомнить, поскольку думал об этом довольно долго, а всё сложилось в какой-то определённый момент.

— А идея с текстом пришла позже?
— Идея с текстами пришла не сразу, но когда она уже появилась, мне стало гораздо легче. Осталось, по сути дела, только придумать детали. Ведь взаимодействие с текстами и есть главная идея этой музыки.

— Считаешь ли ты эту кантату политическим высказыванием?
— Скорее этическим.

— А что для тебя этика?
— Да то же, что и для всех — учение о морали и нравственности.

— Но ведь с этих же позиций ведут свои нападки те самые анонимные авторы либретто. Получается у каждого своё понятие о морали и нравственности, по крайней мере в области искусства. Или кто-то ошибается?
— Они ошибаются. Но я же не морализирую. Просто предлагаю как бы абстрагироваться от этих текстов, от их смысловой наполненности.

— То есть для тебя они всего лишь острая краска? Но почему тогда именно эта тема была выбрана? Тебя лично как-то задели все эти скандалы с «Тангейзером» и прочими постановками, что ты обратился конкретно к этим текстам?
— Задели конечно. Они отвратительны. Я хотел из безобразного сделать прекрасное.

— У тебя получилось.
— Спасибо. Скорее, получилось у нас, 12 исполнителей, поскольку я считаю нас соавторами.

— Вернёмся к музыке. Ты весьма разносторонний музыкант — играл джаз, потом стал композитором, последние годы играешь экспериментальную импровизацию на электронике. Весь этот опыт как-то сказывается на твоих сочинениях, или ты разделяешь эти миры?
— Как бы ни хотел я использовать весь разнообразный опыт, у меня это нечасто, я думаю, получается. Иначе я был бы подобен тому же Баху, который мог соединить в своей музыке почти все музыкальные традиции своего времени. Очень нелегко совместить импровизацию и нотную традицию. Вряд ли это вообще возможно.

Афиша для питерского перформанса Униженных и оскорбленных (Дмитрий Шубин).

— А что тебя вообще привлекло в импровизационной музыке? Чего тебе не хватало в академической традиции?
— Не хватало искренности высказывания или свободы. Всё упирается в нотный текст, который надо перелопатить, пережить, преодолеть его. Такое получается только у великих музыкантов, которых по пальцам пересчитать. В конце концов, ты можешь не особо кайфовать от этой музыки или просто не понимать автора. В импровизации же ты предоставлен сам себе и можешь говорить от первого лица, если у тебя есть что сказать, конечно…

— Но ведь импровизация тоже не на пустом месте возникает, ей предшествует тот же опыт. Чем тогда исполнение своего написанного сочинения отличается от твоей импровизации?
— Всё-таки нотный текст представляется мне чем-то инородным. Он стоит между мной и музыкой, то есть это разные вещи: я и чужая инструкция. И опыт — это тоже я. Кстати, неидиоматическая импровизация как раз про отсутствие опыта. Это иллюзия, но всё же иллюзия прекрасная.

— Я имел в виду, когда инструкция твоя собственная.
— Ну вот я пытаюсь пробраться к чужой свободе с чёрного входа. Моя идея — раскрепостить музыканта, дать ему возможность высказаться. Может быть даже, это выглядит как некая жертвенность с моей стороны, и я реально счастлив, что такое возможно. Но видишь, всё равно необходим прямой контакт композитора с исполнителями. Многое не получается зафиксировать словами.

— Сейчас практически все композиторы, особенно молодого поколения, импровизируют. И вот интересно, с чем это связано? С какой нехваткой они сталкиваются в академической среде, что идут играть импров? Нет ли в этом чего-то социального, не имеющего к музыке отношения? Играть в барах перед неискушённой публикой странную музыку кажется каким-то культурным дауншифтингом для композитора, только что исполнявшегося в камерном зале консерватории.
— Пожалуй, из совсем молодых уже не найти импровизаторов. Скорее это феномен 2010-16 годов. И, конечно, это связано с несколькими внемузыкальными причинами. Первая — амбиции композиторов возросли, а ансамбли, которых всего 3-5 на всю Россию, их не удовлетворяют (чего-то банально не умеют, репетиций мало и т. д. и т. п.); вторая — нежелание прогибаться под опостылевшие уже постсоветские институции: консерватории, филармонии и проч. Ну, наверное, есть и некая общая тенденция, которую можно описать как демократическую. Последнее наверняка можно увязать как-то с мрачной социально-политической обстановочкой тут у нас. Импровизировать стали не только композиторы, кстати. Вообще импровизаторов стало больше, возьмём хотя бы московских хипстеров, играющих Кардью, ну и так далее. В целом, лично у меня было ощущение увеличивающейся свободы начиная где-то с 2008 года, и соответствующий параллельно увеличивающийся интерес к импровизации и свободным партитурам.

— А совсем молодых, значит, всё устраивает, или они пока просто не учуяли атмосферу выше тобой описанную?
— Пожалуй, молодое поколение другое. Последние в «нашем» поколении Пильчен, Звездина, Бурцев. Дальше я кого-то особо не вижу. Может быть, они более консервативны и всё такое прочее. То есть как-то соответствуют той самой обстановочке. А мы ухватили слегка свободы.

— Хорошо, с импровизацией разобрались вроде, с композицией тоже. Напоследок хотелось бы спросить — что тебя за последнее время по-настоящему поразило, тронуло, сшибло с ног? Не обязательно музыка, может быть выставка или кино…
— К сожалению, мало что вдохновляет меня по-настоящему в последнее время. Вероятно, это и приближение пенсионного возраста, когда перестаёт всё интересовать. И хотя я стараюсь честно слушать новинки импрова или композиторской музыки, поводов для радостей нахожу немного, как в первом, так и во втором случае. В основном возвращаюсь к давно прослушанному. Недавно переслушивал Майлза с Трейном и был поражён, как и 25 лет назад. Трейн рвёт мозг.

Алексей Сысоев родился в 1972 году в Москве. Закончил Московский Колледж Импровизационной Музыки, после чего длительное время концертировал как джазовый пианист. Принимал участие в различных джазовых, электронных и экспериментальных проектах. В 2003-2008 — студент Московской Государственной Консерватории им. П. И. Чайковского. В 2008-2011 — аспирант. Кандидат искусствоведения. Алексей ведёт активную деятельность музыканта-импровизатора. Он сотрудничал с такими музыкантами, как Владимир Тарасов (Литва), Sachiko M, Toshimaru Nakamura (Япония), Boris Baltschun и "The Pitch Quartet", Burkhard Beins, Andrea Neumann, Liz Allbee (Германия) и др. Алексей — автор музыки к театральным постановкам Кирилла Серебренникова, Бориса Юхананова, Филиппа Григорьяна, Вадима Захарова, "Gay&Rony Club" (Голландия). В 2013 году Алексей стал обладателем национальной театральной премии "Золотая маска" за лучшую работу композитора в музыкальном театре.

Кантата (или оратория) "Униженные и оскорблённые" по документальным текстам людей с оскорбленными религиозными чувствами была создана в 2015. Премьера состоялась 18–19 сентября 2015 в московском Театре.doc. Исполнение кантаты (или оратории) было также задокументировано в одноименном фильме Марины Разбежкиной (2016). Петербургская версия была подготовлена совместно с участницами Санкт-Петербургского импровизационного оркестра (St.Petersburg Improvisers Orchestra) и {instead} ensemble. Кантату (или ораторию) исполняли: Алексей Сысоев, Дмитрий Шубин, Игнат Хлобыстин, Салават Сафиуллин, Денис Сорокин, Ольга Круковская, Олег Гудачёв, Наталья Соловьёва, Юлия Кравченко, Юрий Акбалькан, Елена Козлова, Сергей Стройкин.

Денис Сорокин

Оригинал статьи